Последний иерофант. Роман начала века о его конце - Страница 119

119

— Вей! Ггабят! Полиция!

Один из стоявших «на стреме» уложил его наповал.

Однако и крики, и выстрел услышали — выше первого этажа дом был жилой. Кто-то в ужасе выглядывал в форточки, зажигал свет. Бдительный «ахмет» выбежал из своей дворницкой через подворотню на улицу:

— Ой, полиция! Человек убивают! Грабят тута! На помочь, бачка!

Он добросовестно, что было сил, свистел в свисток. Теперь уже сам Яхонт угомонил его метким выстрелом через стекло. Началась непредвиденная суматоха и в ломбарде…

XVII

«Кесарев» в сопровождении Никаноровны и еще несколько «чеболгашевских» вошли в комнату, находящуюся за основным помещением ломбарда. Никаноровна прямиком направилась к шкафоподобному, в каких-то чугунных завитках на «львиных» лапах, почти как избушка на курьих ножках, занимавшему здесь главенствующее положение сейфу. Не удостоив своим вниманием рычажки и колесики с выгравированными на них цифрами и латинскими буквами, не произнося никаких заклинаний Бабы-яги, вполне современная бабка просто достала ком столярной замазки и прилепила ко дну взрывчатку.

Отойдя на шаг, она остановилась перед венецианским зеркалом, занимавшим все пространство от пола до потолка. Повертевшись перед ним, принимая разные позы вроде тех, в которых изображают на парадных портретах государственных мужей, она с самым серьезным видом заявила:

— Во мне такой неустрашимый вид и в теле чудится красота и сила! Водчонки тут просто хряпнула, чтоб поддержать торжественность момента, и надо ж — на глазах мужаю!

Не слушая откровений престарелой амазонки, бандиты направились к стоявшему здесь же широченному бездонному несгораемому шкафу с закладами. Створки его были полуоткрыты, а ключ все еще торчал в замочной скважине. Должно быть, хозяин не успел его закрыть или надеялся вернуться сюда через минуту. Содержимое шкафа вызвало у них самый живейший интерес: еще бы, столько ценного барахла!

— Гляди-ка, салоп лисий! — воскликнул один из бандитов, вытаскивая нечто необъятное, насквозь пропахшее шариками от моли. — А вон горжетка, или ч…т знает что.

— Ох, мать честная, на соболях шуба! — поддержал его другой.

— Эй, Никаноровна! Глянь-ка, что за шмотка такая, накидка-обдергушка? — все еще не мог разобраться первый.

«Дама» укоризненно покачала головой.

— Эх ты, скобарь скобарем! Небось в твоей деревне манто из чернобурки и в глаза не видывали. Вот, помню, у меня роскошная ротонда была из выхухоли…

Редкозубый громила скорчился в приступе жеребячьего смеха:

— Хо! Ох-хо-хо! Вы слыхали, братва, а? Как там? Ху… вы… Сама-то тых-х-хухоль старая… Ох-хо!

Никаноровна прижгла ему язык ведьминым взглядом.

Вскоре на полу образовалась изрядная куча самых разнообразных предметов одежды. Рядом с шелковыми платьями пылились адмиральский мундир времен балканской войны с бронзовой медалью, украшенной самоотверженным девизом «Не нам, не нам, а Имени Твоему», и старомодная соломенная шляпка, украшенная искусственными цветами и райскими птичками. Кто-то напялил по самые уши цилиндр-шапокляк, поверх одежды — невообразимого лягушачьего цвета шелковый фрак и любовался на себя в зеркале, не в силах оторваться от столь чудесного зрелища.

К этому времени в помещение для «закладов» заглянули Яхонт с Туркменом, но остановились на пороге. Произошедшее вслед за этим повергло Думанского в ужас. Туркмен с неожиданным коварством, ничуть не смущаясь, принялся стрелять не сходя с места — прямо по скоплению «своих».

«Там же почти никого, кроме налетчиков, а заложники вообще ведут себя как кроткие агнцы — головы не поднимут! — Викентий Алексеевич просто глазам своим не верил. — Не может же быть такого цинизма, чтобы боевики Яхонта стреляли по „челбогашевским“».

Последние бандиты «Кесарева-Челбогашева», опомнившись от неожиданного удара в спину, принялись отстреливаться, но их «диспозиция» была заведомо проигрышная, проще говоря, они были как на ладони у боевиков Яхонта и Туркмена.

Пользуясь этим и внезапностью нападения, «идейные вожди» хладнокровно перестреляли «честных» деловых людей, так и не успевших до конца вытряхнуть содержимое шкафа. Последним выстрелом Яхонт буквально разворотил голову налетчику в цилиндре, созерцавшему свое отражение в зеркале.

Оставаясь стоять на пороге, главный организатор «скачка» на ломбард с револьверами в обеих руках держал под прицелом «Кесарева» и Никаноровну одновременно.

— Против тебя я лично ничего не имею. Ты, Кесарев, интересен мне только как «товарный залог», — Яхонт заговорил в абсолютно спокойном тоне, будто бы речь шла о какой-то обыденной, давно просчитанной коммерческой сделке. — Из университета нас отпустили с одним небольшим условьицем: сдадим, мол, тебя во время дела. Нам за тебя еще выкуп заплатят — пятьдесят тысяч ассигнациями. Осуждаешь? Зря, друг ситный. Пути-дороги у нас разные, сам понимаешь: наше дело политика, борьба за великую идею мировой справедливости, не то что ваши — кураж и фарт бандитский. Я ради идеи готов пожертвовать любым блатным. Пусть и «в законе», любым знатным шнифером вроде тебя. Даже такой вот виртуоз отмычки, гений криминала, — ничто перед торжеством свободы, равенства и братства всех людей, ради которого я и свою жизнь отдам, не то что… чью-то еще. Против этого великого дела всё — пыль под колесами авто, прах, чтобы тебе было понятнее. Знаю, что хочешь мне возразить, в чем упрекнешь: да, верно, я использую таких, как ты, и наши вожди даже учат, что вы, уголовные, социально близкий трудящимся элемент, но я все равно презираю вас, мелких воров, и блатных тузов тоже, и всякую золотую роту всеми силами души… В революции от вас пользы, как от навоза!

119